из школьной программы исчезли Гоголь, Крылов, Грибоедов...

Не раскачивайте литературный пароход современности. Классика на нём и так чувствует себя не уютно
Идея подкорректировать отношение к русским классикам не нова и отнюдь не оригинальна. Однако то, что сегодня происходит в сфере изучения литературы, мы, кажется, переживаем впервые. Скандал вокруг новой программы по русскому языку и литературе развивается скачкообразно. О первом скачке протрубил Интернет: из школьной программы исчезли Гоголь, Крылов, Грибоедов, Алексей Толстой, Лесков и многие другие классики.

Правда, директор Института содержания и методов обучения Михаил Рыжаков в интервью «Российской газете» пояснил, что дело, в общем-то, не в Крылове и Гоголе, а в том, что примерная программа по литературе будет построена по прогрессивному модульному принципу. Согласно ему изучаемые в школе произведения будут расположены не  хронологически (литература XVIII, ХIХ,  др. веков), а по темам — деревня, честность, патриотизм.

Крепко задумавшись, на какую тему написана «Война и мир», мы отправились к профессору кафедры русской и зарубежной литературы НовГУ Татьяне ИГОШЕВОЙ. А поскольку в оборот запущен и список книг, рекомендованных к внеклассному прочтению (туда вошли булгаковская «Белая гвардия», рассказы Сергея Довлатова, произведения Ильфа и Петрова — всего 100 названий и авторов), к разговору «внеклассно» пригласили искусствоведа Сергея ПУХАЧЁВА.

— Татьяна Васильевна, на сегодняшний день ситуация такова: госстандарт впервые за всю историю средней школы оперирует общими понятиями, такими, как воспитание гуманизма или формирование патриотизма. В стандарте не сказано, какие книжки для этого самого формирования и воспитания надо читать. Эту информацию можно найти в ином документе — в рекомендательном списке произведений за авторством Львовой С. И. и Ланина Б. А.? Почему же все взорвались и негодуют?

Т.И.: — Действительно, другого списка пока нет, так что этот — единственный. Из программы изъяты Куприн и Лесков, нет «Медного всадника» Пушкина, исчезли «Петербургские повести» Гоголя, «Человек в футляре» и «Дама с собачкой» Чехова, нет Высоцкого, Окуджавы, Довлатова и многих других. Зато появился роман Виктора Пелевина «Generation П» и «Казус Кукоцкого» Улицкой, «Дорожный патруль» Лукьяненко. Первые два из новых произведений слишком сложны для того, чтобы их можно было объяснить в школьной программе, а третье, по большому счету, и литературой-то не является. Выходит самый натуральный казус списка литературы: он не устраивает всех, кто должен с ним работать.

— Правда, предложено на новый стандарт перейти только с 2020 года. Может, еще пересмотрят?

Т.И.: — Не знаю. В порядке эксперимента школы могут работать по нему уже с 2013 года. И значит, они должны будут оперировать именно этим списком, потому что, еще раз повторюсь, в самом новом стандарте ни слова не говорится, по каким произведениям воспитывать порядочность и любовь к Отчизне.

— Всё же нас в новом стандарте смущают гораздо больше не списки литературы, которые ему сопутствуют, а сам принцип их построения. В конце концов, к теме (на языке чиновников образования — модулю) «Деревня» так или иначе можно отнести и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, и «Деревню» Бунина, и «Братья и сёстры» Абрамова, а если их друг за другом изучать, то в голове на веки вечные останется полная каша.

Т.И.: — Я вообще с большим трудом представляю, как можно наших классиков рассортировать вот так по темам, модулям. «Преступление и наказание» в какой теме будем изучать — в преступлении или наказании? По какому разряду будет проходить Лев Толстой? «Анна Каренина» — это произведение на какую тему? Трудно представить, как всё это будет организовано на практике, но судя по тому, как стремительно у нас ухудшается образование в школе, очередной виток безумия будет связан у нас с честностью, гуманизмом и патриотизмом. «Качество образования» — это флаг, которым сейчас размахивает Министерство образования, но при новой системе настоящее качественное образование получить будет сложно.

— Сергей Борисович, а вам не кажется, что всякий список заведомо обречён на жёсткую критику: кто-то туда обязательно не попадет. Так стоит ли игра свеч?

С.П.: — Списки — это всегда интересно. И я думаю, что любые кондиции нужны, они отражают самосознание общества. Вот вам простой пример: Сталинградская битва и сталинобусы, переименование Волгограда — всё это показатель нынешнего состояния нашего социума. Или возьмите памятник «Тысячелетие России» и битвы, связанные с тем, кого помещать на пьедестал. В конце концов, это полезно. Кстати,  у шведских  школьников я как-то спросил, кого бы они назвали именем Швеции, по аналогии с нашим именем России? Может быть, Карл XII? «Да вы что, с ума сошли? — они мне отвечают. — Он же завоеватель, деспот. А вот врач-систематизатор Карл Линней — да. Это наша гордость». Списки, конечно, нужны, и обсуждать их нужно, другое дело, что не обязательно делать это по приказу министерства. И всё же если инициатива идёт от Минобразования, тут постулат абсолютный и понятный — образование. Кстати, в этом плане кинематография представляет собой не менее уникальный материал, чем литература.

— Вспоминается классика и знаменитое «А судьи кто?». На каком основании доверять составителям?

С.П.: — Это верно... Если бы мне дали список искусствоведа Михаила Германа, я бы отнёсся к нему со всем вниманием. Так, может быть, и стоило бы публиковать списки от Германа, Михалкова, Мединского. Пусть читатели сравнивают и выбирают. Потому что когда список составляет Мединский, я вижу, что уши-то торчат. В кинематографии у него рядом «Жизнь и судьба» Урсуляка и «Утомлённые солнцем-2» Михалкова. А если одновременно смотреть то и другое, сделаешь вывод: я сумасшедший или живу в двух разных государствах. Думаю, что самое сложное для человека — это выбор. Я помню, как учился в школе. Если тебе дают учебник с наставлением читать «от сих до сих», ты засыпаешь как человек, как гражданин. А вот если говорят — выбирай сам, начинается, конечно, работа.

— Многое сегодня сводится к неприятному — «пропаганда». Виктор Пелевин, разумеется, — пропаганда наркотиков. Людмила Улицкая со своим «Казусом Кукоцкого» — пропаганда абортов. О том, что пропагандирует современный кинематограф, если берёт на себя такой труд, вообще молчу...

С.П.: —  Слово «пропаганда», конечно, гораздо больше подходит к деятелям эпохи 70-х, тогда это было уместнее. С другой стороны, качественная пропаганда из прошлого воспринимается и сейчас, не вызывает раздражения. Что-то мы просто уже не различаем. Не забывайте, что у Данте в «Божественной комедии» много политического подтекста... Или возьмём того же «Коммуниста» Райзмана. В фильме ведь речь идёт прежде всего о мужественном прекрасном человеке… Мыслящий человек способен отделить голую пропаганду от художественного произведения. Хороший удар не пропадает, как говорят бильярдисты. Я начал осознавать, что такое Отечественная война, не когда посмотрел пафосный фильм «Падение Берлина», а после «Проверки на дорогах» Германа, «Восхождения» Шепитько, гениального фильма с библейскими аллюзиями.

— Но как сделать так, чтобы это стало достоянием старшеклассников, было понято?

С.П.: — Для начала можно просто показать. Смотрите и делайте вывод: да или нет. Но, исходя из моего опыта, могу предположить, что глубоких выводов не сделают, потому что до этого человек вышел из кинотеатра, отсмотрев кучу боевиков. А здесь нужна предварительная духовная работа, воспитание.

— Татьяна Васильевна, кроме списка литературы, что лично у вас ещё вызывает претензии в новом стандарте?

Т.И.: — Во-первых, по новому стандарту будет уменьшено количество часов. В 10—11 классах от сегодняшних 210 часов останется всего 140 часов изучения литературы. 70 часов в год — это ничто! И еще одна проблема, которую сейчас обсуждают, — объединение русского языка и литературы в один предмет. Казалось бы, в чем проблема? В том, что обязательный ЕГЭ остается только по русскому языку. Поставьте себя на место учителя: чем вы будете заниматься на уроке, если весь класс сдаёт ЕГЭ по русскому и только двое, например, по литературе. Поэтому все учителя в один голос за то, чтобы не объединять предметы и ввести обязательный ЕГЭ по литературе. Хотя бы ЕГЭ! На сегодняшний день ущербная литература в школе обеспечивает нам ущербных студентов, с которыми приходится просто наверстывать то, что они должны были получить в школе.

— А вот нам кажется, что началось всё именно с ЕГЭ и покатилось дальше: минимум творчества, максимум унификации. До духовной работы ли тут, Сергей Борисович?

С.П.: — Вообще, знание не состоит из фактов. Знание — это способность мыслить. Мы же имеем дело с волнами человеческой культуры. Знание фактов — это знаточество, в какие-то периоды оно востребовано. Но невежество непростительно никогда. Сегодня, к сожалению, мы не можем говорить, что шедевр будет постигнут с ходу. Может быть, обсуждаемые списки столь важны, потому что в них будет указано: это гениальный фильм, это важная книга. Ты, конечно, можешь с таким определением не соглашаться, но будь добр, объясни — почему? Я всегда был сторонником того, чтобы люди разбирались сами.

— Да, но ведь речь идёт о школьниках. Кстати, по мнению составителей списка, некоторые произведения классиков не грех и отставить, ибо современное поколение, грубо говоря, не знает, что за штука такая  «чернильный прибор».

С.П.: — Я всё это понимаю, но! Всегда нужно дать выбор, не нужно решать за кого-то. Тем более что убрать часть Пушкина, чтобы вместо него поставить Пелевина, это значит не понять Пелевина. Менять Лескова и Куприна на Пелевина — это тоже кощунство. С другой стороны, убирать из списка книги под тем предлогом, что они пропагандируют проституцию, смешно. В конце концов, под это основание попадает и «Яма» Куприна.

— Вы не один год преподаете в НовГУ. Ваши студенты сильно изменились за это время?

С.П.: — В своё время Владимир Мусатов предупреждал, что нельзя делать выводов о студенческом составе даже на основании пятилетней выборки, это слишком короткий срок. Поэтому я не делаю глобальных выводов. Но иной раз мне странно, когда я показываю «Охотников на привале» Перова, а студенты её в первый раз видят. Иногда кажется, что я теряю лекторский успех, потому что цитирую фильмы, которые люди не смотрели, говорю фразы, не находящие отклика. Может, я устарел, а может, проблема не во мне. Я вот постоянно смотрю «Доживём до понедельника» и «Форест Гамп», а мои визави этих фильмов не знают. Если бы между нами была разница хотя бы в 100 лет...

— Не зря говорят, что темп развития цивилизации ускоряется. Но как быть дальше?

С.П.: — Человечество не придумало ничего другого, кроме как взрослеть и образовываться.

— Бытует мнение, что невозможно понизить уровень образования только одной группы населения (например, людей рабочих специальностей), но при этом сохранить высокий уровень образования элиты, интеллигенции. Потому что рано или поздно в любой новгородский лицей преподавать придут выпускники НовГУ, куда, они, в свою очередь, попали из школ, где изучали литературу по таким вот занятным стандартам. Получается даже не замкнутый круг, а спираль, где с каждым новым витком образование будет все ухудшаться и ухудшаться?

Т.И.: — Для нас, гуманитариев и филологов, ситуация и так хуже некуда. Мы и так сидим в большой дыре, потому что качество абитуриентов стремительно падает год от года. Не умеют написать, потому что не пишут сочинения в школе, не умеют выразить свою мысль устно, студенты, которые впервые попадают ко мне, не могут даже пересказать произведение, потому что этого в большинстве случаев не делают в школе. И стандарты изучения литературы в вузе тоже меняются. Студенты-журналисты, которые сейчас учатся на первом-втором курсах, идут уже по новому стандарту, и им предлагается и русскую, и зарубежную литературу изучить не за четыре, как раньше, а за полтора года. У филологов количество часов литературы, к счастью, не сокращается, но зато меняется соотношение практических и теоретических занятий. Лекционный курс сокращается, зато увеличивается практика. И это тоже сказывается на качестве их образования не в лучшую сторону.

— Несколько лет назад кафедра русской и зарубежной литературы НовГу выступила с идеей создания Центра дополнительного литературного образования. Вышло из этого что-нибудь?

Т.И.: — Центр начал работу в прошлом году, в нём детям предлагалось множество программ, рассчитанных и на семиклассников, и на выпускников, но так как дети у нас уже в школе становятся прагматиками, то просто так заниматься литературой практически никто не захотел. Пришли только те, кто сдавал ГИА в девятом классе и ЕГЭ — 11-м. Всё что хотели они получили — сдали экзамены благополучно. В этом году кафедра приняла решение готовить в Центре к ЕГЭ по литературе бесплатно, в первую очередь для того, чтобы подготовить себе абитуриентов. Записались около 40 человек, а ходят постоянно около 25. Это ещё раз доказывает, что только обязательный ЕГЭ по литературе может хоть как-то спасти ситуацию. Если у ребёнка нет мотивации в виде сложного экзамена, он ни за что сам не возьмется ни за произведения, которые необходимо изучить по программе, ни уж тем более за те 100 книг, которые рекомендуют к внеклассному чтению.

— В таком случае велик ли КПД от списка?

С.П.: — Мне понравилась фраза Александра Адабашьяна: «У меня  одно счастье в жизни. Я знаю, что раз в три-четыре года перечитаю «Войну и мир». Конечно, можно не возвращаться к спискам, постоянно искать новые смыслы. Но в поиске можно и ошибиться, а мне уже жалко времени. У школьников его, может быть, навалом, а я должен убедиться в том, что мне предлагают. Поэтому я и буду выбирать, буду привередничать, искать художественные смыслы.

— Вот вы ищете смыслы. А судя по комментариям составителей списков и критиков составителей, у искусства — сугубо утилитарная задача: хорошее — воспитывает, плохое — развращает. Точка. И где же тут художественные оценки?

С.П.: — Да, зря мы забываем, что и Пелевин, и Улицкая — какие-никакие, но художественные произведения. Говорят, что книга Розенберга «Миф XX века» изменила Германию и способствовала проникновению в неё нацизма... Я согласен, что книги и фильмы меняют людей. Но процесс этот гораздо сложнее, чем кажется. Любая гениальная книга сама по себе не в состоянии принести ни счастья, ни несчастья. Ведь вокруг целая жизнь. А в ответ товарищам, страдающим запретительным зудом, хочется вспомнить цензора из 70-х, рассказывавшего о своей работе: «Наша задача — убрать прямые аллюзии. Это когда на экране показывают пустые прилавки. Потом нужно убрать косвенные: картинки счастливой жизни до революции, к примеру. Но самое сложное — убрать такие аллюзии, когда человек смотрит на горы и думает: «А Брежнев — всё же сволочь».

Алина БЕРИАШВИЛИ,
Мария КЛАПАТНЮК

novved.ru