С.И. Васильцов: Первая «оранжевая революция» произошла в СССР в 1991 году

– Перед лицом внешней угрозы разумно было бы перейти к социальной справедливости, чтобы сплотить народ. Почему этого не происходит?

– Начнем с самого главного – с экономики и «проблемы денег». Страна втянулась в очень серьёзный конфликт – в украинскую проблему. Пусть Россия и не участвует в войне как государство, но ей в любом случае приходится нести бремя этого серьёзного испытания.

В любом подобного рода конфликте в первую очередь встаёт вопрос о деньгах, об экономических рычагах. Но какие могут быть рычаги, когда на сегодняшний день государственная собственность в экономике составляет около 10%. То есть из всех возможных рычагов непосредственно в руках государства находится только один из десяти.

Как мы помним, финансовые проблемы Крыма решали через операцию по изъятию средств из частных пенсионных фондов. Эффективно ли это? Подобный подход явно говорит о слабости.

Кстати, коммунисты много лет предупреждали, буквально «язык стесали»: с таким уровнем экономического ресурса в государственных руках мы при первом же серьёзном испытании очень серьёзно «запашем». Что мы сегодня и наблюдаем.

Второе. Всякого рода стабилизационные, страховые, валютные фонды находятся сейчас за рубежом в бумагах иностранных компаний. Настало время эти страховые деньги пустить в ход: уж куда более серьёзной ситуации, чем нынешняя, трудно себе представить. Однако это не делается. Создается впечатление, что если и будет включён механизм, то в основном в поддержку частных банков. Можно, конечно, в эту игрушку до бесконечности играть, но когда-то вообще всё в кризис упадет.

То есть ни в экономике, ни в финансах (в основных сферах, где всё решается) нет должного присутствия государства, общества. Это, на мой взгляд, первейшая проблема. А всё остальное по экспоненте.

Социальная справедливость. Можно сколько угодно говорить о социальной справедливости, но пока основная масса денег и экономики находится в частных руках, которые ею распоряжаются по своему усмотрению, никакой социальной справедливости нет и не будет.

Даже в США в период кризиса 2008-2009 годов предпринимались серьёзные шаги к государственному контролю за банковской сферой и экономикой. Стоял даже вопрос о национализации. У нас же почему-то этого «не замечают». Как историк по образованию, не могу вспомнить ни одного государства, которое, попав в подобную ситуацию, вело бы такую странную линию, исключающую мобилизацию всего экономического потенциала.

Ведь уже сто лет известны методы, средства побуждения корпораций в условиях военной угрозы к определенному поведению, которое поддерживало бы государственную политику. Это не какое-то тайное знание, которое надо было бы добывать, разрабатывать. И в наши законы, по сути дела, всё уже заложено.

Мы видим, как меняется настроение людей в отношении всей создавшейся ситуации. Меняется оно очень быстро! И если присоединение Крыма и новая патриотическая политика Путина поначалу вызвали просто взрыв восторга – восторга, потому что впервые, наверное, за тридцать лет был предпринят шаг, укреплявший российскую государственность! – то сейчас всё это растрачивается, превращаются в пыль и в пепел здоровые, радостные, патриотические настроения. Как этого не замечает российское руководство?

Недавно отметили странный праздник – День Народного Единства, 4 ноября. Не понятно «о чем» этот праздник, странно выбрана дата, но, тем не менее, он есть. Сразу же после него на телевидение прошла волна передач, которая это единство «ломает о колено». Например, телеведущий Пушков высказался по поводу так называемого «красного террора». Это опять, как в конце 1980-х годов, разделение, ломка общества на две части и сталкивание лбами красных, белых и т.д. Это что, пропаганда национального единства? В условиях нынешней постоянно обостряющейся ситуации страну опять ставят под раскол, опять ставят на уничтожение единых начал, единых скреп общественности.

Сплотиться можно только вокруг того, что активно действует. А если пойдет как сейчас, то восторжествуют известные настроения: «А меня это не касается!», «А это не моё дело», «Они себя ведут так, ну и пусть теперь разбираются». Накопление подобных настроений, которое сейчас идёт, очень опасно. Оно приводит к общественной пассивности, на фоне которой, как показывает весь исторический опыт, маленькое, но хорошо организованное деструктивное меньшинство может всё перевернуть с ног на голову, как это произошло в 1991 году.

И это деструктивное меньшинство уже выступает, это активисты Болотной площади. Посмотрите списочки этих людей –  они известны, они опубликованы, – а потом вспомните активистов «реформ» 1990-х годов. Это одни и те же люди, только на двадцать пять лет постаревшие.

Но я не верю в «майдан» в России и в Москве в частности, по той причине, что у нас совершенно другая историческая традиция и психология. У нас «гуляй-поля» даже в революцию на территории России практически не было. Но существует опасность активного, хорошо проплаченного, в том числе и из-за рубежа, меньшинства, и абсолютно пассивного большинства, при полном бездействии государства.

Мы с вами все это наблюдали в девяностые. Ведь первый Майдан, первая «оранжевая революция» была не на Украине, не в Грузии, не где-то в арабских странах! Она была в Советском Союзе в 1989-1991 гг. Об этом стыдливо не упоминают, но то, что мы сейчас имеем, – это результат первой победившей «оранжевой революции» в СССР.

Чтобы до этого не дошло, нужно менять команду, которая стоит у власти. Многими ключевыми направлениями руководит набор несменяемых личностей, в основном либерального происхождения и либерального мышления, которые ещё при Ельцине там стояли. Как с помощью таких людей можно рассчитывать на проведение нового государственного курса? Они сами себя, свои привычки, манеры, убеждения должны были бы отрицать и заниматься чем-то диаметрально противоположным.

Проводить ту же социальную справедливость, возвращать государству награбленный ими же экономический потенциал, приструнивать финансовую сферу. Они не способны это делать, даже если захотят. Это люди ушедшей эпохи, эпохи либеральных реформ. Это реликты. Аппендикс, понимаете? Вот этот аппендикс у нас страшно болит.