Расстрел на Полисти (Иванова Тамара Федоровна)
Есть в Поддорском районе небольшая деревенька с ласковым названием – Холстинка. Рядом – небольшой ручей, впадающий в реку Полисть. Там и живет Тамара Павловна Иванова. Отрывок из ее рассказа: - Когда началась война, я с родителями жила в деревне Бычково. Немцы семью из дома выгнали, жили мы в шалаше на огороде. В окрестностях действовали партизаны, местные жители помогали им одеждой, едой. Однажды фашисты напоролись на партизанскую засаду.
Утром 19 декабря мы услышали стрельбу, побежали в укрытие, - рассказывает Тамара Павловна. – деревня загорелась. Из нашего укрытия выбежал мужчина – его сразу убили и нас обнаружили – бросили в укрытие гранату. Отец и сестра были убиты, а мы стали выползать. Всех, кто мог встать, построили и погнали, кто падал – немцы добивали. Гнали к реке, где уже были люди из других деревень.
Спустились мы на лед. Поняли, зачем нас сюда согнали. Стали прощаться. И тут раздалась стрельба. Я упала. Крики, стоны, кровь. 253 человека полегло. Пуля попала мне в спину, а хотелось, чтобы в голову. Билась я, билась, а потом затихла. Стрельба прекратилась. Два полицая стали добивать тех, кто подавал признаки жизни. Добили и мою годовалую племянницу. На меня полицай ногой наступил, как я не дернулась, не застонала, уж и не знаю.
Каратели уехали, - продолжала Тамара Павловна, - раздался шепот: «Кто живой?» Ответило несколько человек. Дождались темноты и стали выползать из кровавой груды, а мне не выбраться из-под трупов, да и рана болит. Помог дядя Яша. Я выползла на лед, который был красным от кровавых ручьев. Стреляли в нас не только из пулеметов, но из орудий, чтобы проломить лед и утопить людей. Не получилось. Я сначала ползла, а потом побрела по кровавому следу к стогу сена. Некоторые здесь и померли.
Добралась до деревни Огурцово, где жила сестра матери. Кое-как подлечили. И – снова беда. Забрали нас в лагерь, что находился в Белебелке, а потом погрузили на открытые платформы (зимой-то!) и повезли. За неделю, что ехали до Риги, ни разу не покормили. Доехали живыми немногие, у меня ноги отнялись, как оклемалась – не знаю.
В Риге работала на льнозаводе. Там начала стихи сочинять.
В чужом краю
Я в неволе, как птица.
Веселых песен давно не пою,
Часто думаю, может случиться –
Увижу Родину я свою.
Из Риги отправили в концлагерь, под Мюнхен. Там работали по 18 часов в сутки, жили за колючей проволокой, терпели голод, холод.
Выстроили нас однажды ночью у бараков, как мы потом узнали – хотели в крематорий отправить, да не успели. 3 мая нас освободили американцы. Куда, к кому ехать, все родные погибли. Люди плакали от счастья, а я – от горя. Попробовала устроиться в Литве, Ленинграде – не берут. В лагере, мол, была. А я что, по своей воле туда попала? В чем вина моя – что расстреливали да не убили, рабом сделали, а я выжила, что всю мою родню поубивали? Как увидят мою справку, что в Германии была, и от ворот поворот. Помыкалась я, помыкалась и поехала домой.
Вышла замуж, родила двух сыновей-близнецов и дочку. Работала телятницей в местном колхозе. Потом ушла на пенсию.
